По словам Рогозина, новость об аресте Сафронова была "шоком" для центрального аппарата "Роскосмоса", а первой его реакцией было удивление. "Любой человек, который нанимается на работу в госкорпорацию, даже на должность, может, и не связанную с секретной информацией, обязательно проходит специальную проверку. У нас есть специальное управление, несколько департаментов - безопасности, защиты государственной тайны, экономической безопасности... Там работают профессионалы, в том числе действующие офицеры спецслужб. Я привык полагаться на то, что это сильные фильтры", - заявил Рогозин.
Он также подтвердил, что Сафронов не был допущен к каким-либо секретным данным, поскольку главной задачей его являлась работа с профессиональным сообществом журналистов. В то же время он подчеркнул, что проверке подвергаются в том числе и люди, не претендующие на специальную форму допуска, но чья работа предполагает близкие контакты с генеральным директором.
Рогозин отметил, что знаком с Сафроновым с 2012 года и первоначально в их отношениях "был определенный негатив", связанный с публикациями журналиста в "Коммерсанте" о "Роскосмосе" и его главе. После одной из таких публикаций Рогозин пригласил Сафронова на встречу, чтобы понять его подход к делу.
"Оказалось, что Владимир Поповкин, тогдашний глава Федерального космического агентства и мой подчиненный, близко знал Ивана, они чуть ли не родственники. Мы встретились, поговорили, после чего дистанция в отношениях сохранилась, тем не менее я всегда признавал за Сафроновым высокий профессионализм", - заявил Рогозин, добавив, что после встречи тональность публикаций Сафронова несколько изменилась. Поповкин, получивший смертельное химическое отравление на Байконуре, незадолго до своей смерти в июне 2014 года попросил Рогозина помогать журналисту.
"Он сказал: "Парень молодой, неопытный, часто натыкается на конфликты. Приглядите за ним". Это была воля умирающего человека. Я всегда помнил об этой просьбе", - заявил Рогозин, добавив, что несколько раз предостерегал Сафонова от публикаций, которые могли нанести вред, и тот "слушал" как работников "Роскосмоса", так и других специалистов.
"В отличие от коллег-журналистов, пишущих на столь деликатные темы, как обороноспособность страны, он вел себя корректно, хотя, думаю, часто его публикации раздражали некоторых чиновников. В его планы точно не входило напакостить интересам России. Поэтому в первый же день после его ареста я сказал, что не сомневаюсь в личной порядочности и профессионализме Сафронова", - добавил Рогозин.
Он также опроверг информацию о том, что к нему обращались коллеги Сафронова, собиравшие подписи в его поддержку, и высказал сомнения в эффективности такой меры. Рогозин также добавил, что со времени ареста журналиста не виделся с ним, но юристы Роскосмоса поддерживают отношения с адвокатами Сафронова.
"До тех пор, пока не будет доказано обратное, я считаю, что Иван Сафронов имеет полное право на защиту своей чести, достоинства и, конечно, свободы", - заявил Рогозин, выразив надежду на оправдательный приговор . В то же время он добавил, что допускает иной результат по этому делу. "Тогда и будем делать выводы в отношении в том числе людей, которые обязаны вовремя предупреждать руководство госкорпорации о тех, кто хочет получить работу в наших рядах", - заключил он.
Рогозин также объяснил, почему секретной может считаться даже информация, доступная в открытых источниках. "Сами по себе факты не составляют тайны, но направленность их анализа и сделанные умозаключения и есть секрет, поскольку позволяет иностранным спецслужбам делать определенные важные выводы", - сказал он.
Комментируя дело о госизмене против научного сотрудника ЦНИИмаш Виктора Кудрявцева, Рогозин выразил недовольство тем, что российские специалисты ради повышения индекса Хирша (количественная характеристика продуктивности) должны публиковаться в авторитетных научных изданиях на Западе.
"Если эксперт занимается чувствительной тематикой, значит, он всегда идет по грани и невольно ставит себя под удар, когда пытается доказать ученость публикацией своих знаний", - выразил мнение Рогозин. Он отметил, что еще будучи постпредом РФ в НАТО видел в журналах альянса статьи российских ученых, которые вызывали у него "крайнее раздражение": "Ради лишней публикации, позволяющей повысить пресловутый показатель Хирша, люди, по сути, выкладывали то, что говорить не стоило".