Теперь эти институты решено реформировать - одни будут укрупнены, другие ликвидированы, однако проблемы модернизации лежат совсем в иной плоскости. По данным издания, большинство целевых показателей программы 2011 года не достигнуты, а некоторые даже не разработаны. Например, затраты на НИОКР в прошлом году планировались на уровне 3% ВВП, но по факту за девять месяцев 2020 г. они выросли всего до 1,16%.
Доля инновационно активных предприятий в 2019 г. упала до 9,1% (за 2020 г. еще нет данных), доля инновационной продукции тоже поставила антирекорд - 5,1% (в промышленности - 6,1%). Тотальную зависимость от импорта технологий также преодолеть не удалось: более того, по некоторым показателям Россия откатилась на уровень середины нулевых годов.
Институты развития должны были сыграть ключевую роль в модернизации экономики при активном участии государства. Обычно они работают в сферах, где имеют место высокие риски и сильны косвенные внешние эффекты. Например, это поддержка старта бизнеса, эффект от которой возникает, когда компания становится средней или крупной. Создание ИР обосновывалось необходимостью структурной перестройки экономики, необходимостью поддержки отечественных компаний на мировых рынках и становления собственных сильных игроков.
Первые подобные структуры появились еще в середине 1990-х, но бум начался в 2007 г., когда были созданы крупные госкорпорации - "Роснано", Внешэкономбанк (ВЭБ.РФ) и др. Позже к ним добавились десятки новых структур, создававшихся под конкретные направления, а сами эти направления дробились на все более мелкие, что приводило к хаосу и несбалансированности системы, элементы которой заимствовали за рубежом.
Сама же организация институтов с самого начала вызывала критику: институты вывели из-под полноценного контроля не только со стороны общества, но и государства. Многие ИР получили право участвовать в проектах за рубежом, что предположительно создало возможности для вывода капитала из России, а в законодательстве не были предусмотрены полноценные механизмы ответственности руководства за слабые результаты деятельности ИР.
Особый правовой статус и низкая прозрачность институтов развития на фоне их мощного госфинансирования стали почвой для неэффективного расходования средств. С 2006 года им из федерального бюджета выделили 3,6 трлн руб. В частности, инновационные ИР ("Сколково", "Роснано" и др.) получили 965 млрд руб., ВЭБ.РФ и другие банки - 2,1 трлн руб., региональные и прочие ИР - еще 560 млрд руб.
В 2020 г. объем финансирования был запланирован на рекордном уровне - 750 млрд руб. Это почти 0,7% ВВП, или 3,8% всех расходов федерального бюджета. В 2021-2023 гг. в институты развития планируют направить еще не менее 655 млрд руб.
Среди инновационных ИР больше всего средств бюджета за последние 15 лет получили "Сколково" (около 170 млрд руб.), Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ, 159 млрд руб.) и "Роснано" (130 млрд руб.). В 2020 г. больше всего бюджетных денег было направлено в Фонд развития промышленности (ФРП, 43 млрд руб.).
Помимо прямого финансирования из бюджета ИР были также доступны другие варианты поддержки. Например, в 2020 г. правительство приняло меры по покрытию долга ВЭБа на сумму 350 млрд руб. после сделки по покупке у ЦБ РФ 50% акций Сбербанка. "Роснано" государство предоставило поддержку в виде гарантий по кредитам и займам на 239 млрд руб. с 2010 г. При создании инновационного центра "Сколково" власти помогли ему с землей и инфраструктурой, а резидентам центра предоставили особый правовой режим, льготы по налогу на прибыль и НДС, компенсацию таможенных пошлин. Кроме того, государство оказывало поддержку ИР, передавая им активы. Совокупная величина активов всех ИР к началу 2020 г. превысила 11 трлн руб.
Между тем Счетная палата обратила внимание на неэффективное и нецелевое расходование средств ИР, заявив о невысоких темпах инвестирования полученных денег, которые в основном размещались на депозитах и почти не использовались. Такого рода претензии высказывались к "Роснано", "Сколково", Российской венчурной компании (РВК), а также Фонду защиты прав дольщиков, Корпорации развития Северного Кавказа, Особым экономическим зонам и другим институтам.
Эксперты отмечают, что причинами этому стал недостаток перспективных в рыночных условиях проектов с высоким качеством команд, а также значительное бюрократическое давление и риски преследования (в том числе уголовного) руководителей ИР за неудачные инвестиции. В таких условиях менеджерам проще и безопаснее разместить деньги на депозитах, чем инвестировать средства в рискованные проекты.
Кроме того, многие предпочитали заниматься "экспортом денег" вместо импорта технологий. Так, в России было запланировано строительство завода по производству гибких экранов под эгидой "Роснано": заявлялось, что это связано с необходимостью инвестиций в английскую компанию Plastic Logic для заимствования у нее соответствующих технологий.
К 2010 г. эта компания была близка к банкротству, но на помощь пришла "Роснано", выделив $240 млн. Однако серийное производство дисплеев за 10 лет наладить так и не удалось. Выручка российского ООО "Пластик лоджик", единственным участником которого является "Роснано", в 2019 году составляла только 99 000 руб., убытки - 2,2 млрд руб. Аналогичным крахом закончилось и производство поликристаллического кремния, в который "Роснано" вложила более 12,4 млрд руб.
Все это происходило на фоне необоснованно высоких окладов топ-менеджеров: так, глава Дом.РФ Александр Плутник за 2019 год заработал 255 млн руб., а средняя зарплата в его проекте составляла 800 тысяч рублей в месяц. Средняя зарплата в "Роснано" и Российском фонде прямых инвестиций составляла соответственно 642 и 513 тысячи рублей, а средняя по всем ИР зарплата после вычета налогов составляла в 2019 г. 288 тысяч руб. в месяц. Для сравнения: средняя чистая зарплата в Российской академии наук за тот же период равнялась 81 500 руб. в месяц, а у занятых научными исследованиями и разработками во всей России - 71 600 руб.
Кроме того, руководители многих ИР были обвинены в хищениях. Так, в 2015 г. по делу о растрате был арестован бывший директор "Роснано" Леонид Меламед. По версии следствия, Меламед организовал заключение договора о консалтинговых услугах с ИФК "Алемар", в которой был совладельцем: ее победа на тендере была, по мнению следствия, подстроена, а ее ненужные, как оно сочло, услуги обошлись "Роснано" в 228 млн руб. В итоге дело до суда не дошло и было закрыто за истечением срока давности.
В 2016 г. по делу о хищении 49% долей ООО "Металл-Дон" и ООО "Ирдон" на четыре года был осужден бывший глава дирекции природных ресурсов и строительства ВЭБ.РФ Ильгиз Валитов, который спустя еще два года стал фигурантом другого уголовного дела о подстроенном банкротстве застройщика ООО "Заречье-2", в результате которого ВЭБ.РФ потерял $117 млн.
Между тем действия правоохранителей в отношении ИР также далеко не всегда выглядят обоснованными: когда руководство ИР отклоняется от стандартных представлений о том, как надо было тратить деньги, это часто интерпретируют как нецелевое использование, хотя это могло быть проявлением гибкости и инициативы. В результате в последние годы ИР не идут в сложные проекты из-за страха ответственности перед многочисленными проверками.
В самих институтах развития просьбу "Ведомостей" прокомментировать выводы Счетной палаты и другие оценки результатов деятельности часто оставляли без ответа по существу или ссылались на "объективные трудности": упоминалось влияние санкций, нехватка финансирования, неблагоприятный инвестиционный климат или ошибки прежнего руководства.
С формальной точки зрения успехи у них есть: в 2019 г. на 1 руб. бюджетных и привлеченных помимо бюджета средств, вложенный в портфельные компании, стартапы и проекты, у РФПИ пришлось 23 руб. выручки, ФРП - 10 руб. выручки, "Роснано" - 8 руб., РВК - 7 руб., "Сколково" - 4 руб.
Однако в этих показателях часто учитывается вся выручка портфельных компаний ИР, в капитале или иной финансовой поддержке которых институт развития когда-то поучаствовал, даже если это участие было очень скромным и давним. При этом оценка роста выручки компаний, который произошел именно благодаря инвестициям в них ИР, институтами развития, как правило, не публикуется. Если учесть этот фактор, реальный экономический эффект от инвестиций ИР окажется значительно ниже. Например, ФРП ожидает, что в период 2016-2025 гг. объем выручки от финансирования проектов в среднем составит 298 млрд руб. в год, т. е. речь идет уже об эффективности не в 10 руб., а только в 3 руб. на рубль вложений.
Сама же выручка портфельных компаний и эффект от их деятельности иногда искусственно завышается: вопреки отчетам того же "Роснано", на долю высокотехнологичных сфер приходится меньше 10% нанопродукции, тогда как 48% такой продукции относится к нефтяной отрасли, еще 20% - к химии, 19% - к металлургии. Иными словами, нанотехнологии лишь укрепляют сложившийся сырьевой уклон в экономике. А некоторые другие компании в портфеле "Роснано" имеют немного общего с нанотехнологической индустрией либо участие корпорации в их деятельности невысоко.
О скромных успехах ИР говорит и низкая востребованность продукции проинвестированных ими компаний на мировом рынке. Например, доля экспортной выручки в случае с портфелем "Роснано" составляет только 25%. Еще меньше она в "Сколково": из 100,5 млрд руб. дохода в 2019 г. на экспортную выручку приходится только 12 млрд руб. Это почти в 12 раз меньше, чем, например, у резидентов Парка высоких технологий в Минске - $2,2 млрд (экспорт - 90%). В "Сколково" это объясняют тем, что их резиденты ориентированы на инновации для большого российского рынка, тогда как в ПВТ входят головные компании, нацеленные на экспорт за рубеж. Совсем незначительна экспортная выручка у портфельных компаний, профинансированных фондами РВК: за 2019 г. она составила $97 млн, или 8% в общей выручке размером 79 млрд руб.
В прошлом году по результатам очередной проверки в ИР выявили "разрозненность, дублирование функций, размывание ответственности и отсутствие четкой системы индикаторов для оценки эффективности". По ее итогам была подготовлена система ключевых показателей эффективности (КПЭ), которые увяжут с мотивацией руководителей и сотрудников ИР. Однако, по мнению экспертов, для оценки эффективности было бы правильнее использовать натуральные показатели, которых в новой системе почти нет.
Кроме того, по итогам проверки 40 федеральных институтов восемь было решено ликвидировать, а остальные укрупнить. За счет укрупнения институты будут усилены финансово, они расширят линейку возможностей и устранят параллельные бюджеты, объясняет цели Катырин из ТПП. В частности, РВК перейдет под крыло РФПИ, а РФФИ соединят с Российским научным фондом (РНФ). Инновационные ИР (в частности, "Роснано", "Фонд Бортника" и др.) будут переданы в ведение ВЭБ.РФ.
Все это должно привести к запуску нового инвестиционного цикла, однако некоторые эксперты отмечают, что институты развития следовало бы подчинять РАН, а не ВЭБу, также испытывающему проблемы с высокотехнологичными проектами. Например, один из самых крупных проектов ВЭБ - создание самолета Sukhoi Superjet 100 (участие банка - 73 млрд руб.) - до сих пор не вышел на плановый выпуск 60 самолетов в год: в 2019 г. было создано 18 машин, в 2020 - 11. Неудачным оказался и проект "Ангстрем-Т": эта компания получила кредит в 815 млн евро на создание производства микроэлектроники, но в итоге обанкротилась. Сам ВЭБ в последние годы также фиксировал многочисленные убытки, хотя в последнее время их доля сократилась.
Между тем эксперты отмечают, что нововведения вряд ли решат проблему модернизации, причины которой - в неэффективности и несбалансированности всей экономической системы, а также в недостаточном уровне финансирования российской науки. Расходы на исследования в 2020 г. выросли в России лишь до 1,1% ВВП, хотя Стратегией инновационного развития предписано 3% (для сравнения: в США они находятся на уровне 2,7%, в Китае - 2,2%). Численность занятых в НИОКР сократилась за девять месяцев 2020 г. на 7% и достигла исторического минимума - 578 000 человек. В 1990 г. исследователей в стране было почти вчетверо больше - 1,9 млн человек.
По программе развития науки и технологий до 2020 года зарплаты ученых должны были увеличить до 200% от средней по региону уже к 2017 году, но они по-прежнему существенно ниже. В Москве, например, исследователи получали в 2019 г. 92 тыс. руб. при средней чистой зарплате 82 тыс. руб., при этом их численность в столице с 2017 г. сократилась с 245 до 212 тыс. человек. 64% опрошенных осенью 2019 г. академиков, членкоров и профессоров РАН отметили, что положение в российской науке за годы реформы ухудшилось.
Эксперты полагают, что необходимо многократно увеличить вложения в науку и обратиться к советскому опыту создания научно-производственных объединений, где удавалось успешно реализовывать открытия благодаря симбиозу науки и производства. На рыночной же основе, предполагающей прежде всего извлечение прибыли, модернизацию не провести, а сложившаяся модель экономики вообще не настроена на развитие: институты развития заняты освоением бюджета, бизнес не в состоянии строить долгосрочные планы, а ученым не хватает материальной поддержки.