Автор статьи, успевший познакомиться с Ерофеевым лично во время его пребывания во Флоренции несколько лет назад, сравнивает "Хорошего Сталина" с его уже ставшей успешной "Русской красавицей". Новая книга (в России она появилась в 2004 году) - важная и грандиозная, совершенно иной пробы, чем "Русская красавица", - утверждает Корделли.
Сюжетная линия в "Хорошем Сталине" - познавательная и сентиментальная, она не политическая, если говорить о том, придерживается или не придерживается писатель "правых взглядов". Автор напоминает, что такая слава за Ерофеевым закрепилась в связи с тем, что он носит такую же фамилию, как и прославленный Венедикт Ерофеев.
В "Хорошем Сталине" автор или рассказчик ликует в связи с падением Альенде: "Это было пиком моей способности понимать и любить в политике: я был настолько левым, что стал правым, чтобы поддержать мою левизну". В чем причина такого искривления? Оно идентично тому искривлению, по причине которого мы не способны (что объективно невозможно) отличить рассказчика от автора, пишет обозреватель (полный текст на сайте InoPressa.ru).
В техническом отношении "Хороший Сталин" - автобиография. Концептуально же - совсем иной тип произведения: "Все персонажи этой книги выдуманы, включая реальных людей и самого автора". Произведение, как пишет в приложении ныне покойный Мауро Мартини, выдержано "в новом жанре, который не ограничивается смешением реальности и фантастики, но при помощи инструментов фантастики лишает реальность предполагаемой объективности".
Эта работа по вымыванию, раскрытию основ - которая, действительно, в глубоком смысле, имеет правую направленность - является не столько событием сама по себе, сколько событием для русского языка, потому что речь идет о рассказе, который доходит до корней мира, прежде бывшего непроницаемым.
Дьявольский метод Ерофеева - настойчивое проникновение в тайны (исторические и метафизические) многочисленных срезов реальности, реальности истории и русской литературы, Сталина и его мифологии, отца-дипломата, начавшего карьеру в канцелярии Молотова, сына, который неожиданно предает отца, разрушив будущую возможную карьеру дипломата. В пяти главах, реконструирующих жизнь своих родителей, рождение, детство, отрочество и начало взрослой жизни автора/рассказчика - реконструкция осуществляется при помощи заметок, записей, анекдотов, мнений и суждений - в этих пяти главах постоянно ощущается присутствие "Хорошего Сталина".
Отец-дипломат - противоположность сыну-писателю, но он не является слепком с легендарного Сталина, он преданный слуга Маленького Отца. В свою очередь, молодой мятежник и радикал, который вынуждает бюрократические аппараты заниматься его особой, женится в соответствии с русской традицией гоголевских сказов и скатывания на дно по Достоевскому.
Таким образом, история эквивалентна вечности. Сталин - вечный. "Он живет, несмотря на то, что его уничтожили люди из его ближайшего окружения. Он живет, несмотря на ХХ съезд партии. Живет, несмотря на перестройку. Он появился на поверхности, как утопленник. Он появился и восстал. На магическом тоталитаризме есть сталинская печать. Его именем, в конечном счете, снова будет назван Сталинград, - прогнозирует сын советского дипломата. - Сталина не надо реабилитировать, потому что он уже реабилитирован. Русская душа по натуре своей сталинистка".
Если подумать о книге, написанной по аналогичной теме, такой, как "Коба Грозный" британца Мартина Эмиса, она покажется абсолютной противоположностью "Хорошему Сталину" Ерофеева. В своей книге Эмис продвигается по горизонтальным линиям, аккумулирует очевидное. Он повторяет, что ХХ век единодушно признан худшим в истории в какой-то степени из-за Сталина - как бы говоря, что в XXI веке человек станет лучше благодаря прогрессу. Он хочет убедить нас, что политическое преступление - это преступление. Он хочет показать - тема серьезная, но второстепенная, - как были порабощены западные коммунисты.
Напротив, что касается истории автора-рассказчика Ерофеева, то мы оказываемся свидетелями подведения итогов, когда отец говорит: "В нашей семье есть один труп. Это я, - и потом добавляет: - Если ты пишешь письмо (письмо об отречении), то в семье будет два трупа". Здесь, в противопоставлении отец-сын, в тот момент, когда отец приносит себя в жертву, Ерофеев поднимается до самых вершин жестокости, русской жестокости, то есть ее величия, заключает Корделли.