"Глядя на разные ветви моей семьи, я понимаю, что нес бы с собой тяжелый анамнез, со всех сторон приходилось бы доказывать свое право на жизнь: иконописец Медведев родом из-под Калязина с большим семейным домом в Москве, стекольный фабрикант Орлов из Клина, владелец одного из крупнейших в России стекольных заводов, раввин Френкель из штетла Александровка под Киевом, польская дворянка Голишевская - все это концы веревки, которая часто кончалась удавкой.
Родись я со своим характером, я ненавидел бы Империю и не избежал бы участия в революционном движении и революции - возможно, эсером - но к середине 20-х скорее всего охладел бы - с известными последствиями. Или наоборот: белое движение, Крым, Константинополь. эмиграция, парижское такси. Занятие интеллектуальным трудом тоже повышало бы риски - слова всегда и везде были отягчающим обстоятельством.
В общем, дожить до старости и сохранить при этом жизнь, здоровье, свободу и рассудок - очень маловероятно. И совсем невероятно - сохранить дом, собственность, место проживания, профессию, близких. И главное, что если даже ты выжил, то дела рук твоих, идеалы юности, труды зрелости - все рассыпалось бы в прах и песок на исходе века. Тяжело присутствовать при длительной агонии Империи, у которой никак не выйдет умереть, ни в 1917, ни в 1991м.
Нет, я не хотел бы родиться в 1900 году - даже с гарантией выживания - чтобы видеть своими глазами, как окружающую жизнь затягивает в мясорубку. У меня нет никакой ностальгии по ХХ веку, своей эпохи хватает".