"То есть буквально: никакие там соображения "моральности", "логичности", "верности предыдущим обещаниям", "милосердия", тем паче "соответствия законам" и т.п. роли не играют – если властная группировка решила (нашла для себя выгодным и/или целесообразным) провернуть некое дельце – она его проворачивает, и остановить ее может только реальный БУНТ. Причем всякое "бурление в энторнетах" за бунт, естественно, не считается.
Более того: за долгие годы нахождения у власти данный принцип у власть предержащих тоже эволюционировал, и теперь он звучит еще круче: "если не бунтуют – значит, одобряют". То есть само по себе отсутствие бунта уже на полном серьезе воспринимается как властью, так и ее бесчисленной челядью и прихлебателями как знак одобрения всех ее действий населением. "Вот же, - говорят нам, - смотрите: на улицах все спокойно, люди ходят в булочную, гуляют с детьми в парке, урны не переворачивают; ЗНАЧИТ, они нас полностью во всем поддерживают!"
От такой простодушной и прямой постановки вопроса можно долго возмущаться и пускать пузыри от гнева; тем не менее стоит признать, что возразить властным "прагматикам", как они сами себя называют, не так-то легко.
Удобство для властей, пользующихся критерием "отсутствие бунта" - в его универсальности. То есть наши власти, установив, что он "прекрасно работает", постепенно полностью упразднили все прочие формы обратной связи "народ-власть" - за ненадобностью. Прежде всего, конечно, выборы – которые обессмыслили разными "поправками" до почти советской ритуальной процедуры "демонстрации лояльности". Заодно основательно прижали СМИ – так, что реально массовые из них или исчезли, или уже не имеют возможности ставить острые и "неудобные" вопросы, поднимать "неудобные" темы.
А в последнее время практически прикрыли даже чисто декоративные формы обратной связи, типа "общественных слушаний" или "Общественной палаты", превратив их не просто в балаган, а в никому не неинтересный балаган. Одно время на волне Болотной и Сахарова президент призывал выдвигать "общественные инициативы", которые якобы подлежали рассмотрению в Государственной Думе, "если они наберут более 100 тысяч подписей". Сколько реально было выдвинуто и рассмотрено таким образом? Правильно – нисколько.
Нэ трэба.
Так за 10 лет власти и делали буквально все, что хотели, и лишь пару раз основательно сдавали назад – оба раза это было в результате бунта. Первый – после пресловутой "монетизации льгот", когда пенсионерские "перекрытия магистралей" в конечном итоге залили деньгами (деньгами, которые первоначально никто не собирался тратить). И второй раз – в 2011-12 гг., когда после стотысячных демонстраций власти вдруг резко сдали назад в области политических свобод, мигом либерализовав процедуру создания партий и "неожиданно" разрешив выборы губернаторов (хотя еще за год до этого Медведев говорил, что "выборов губернаторов в России не будет в ближайшие сто лет").
Однако есть ведь и второй постулат, к которому власти, в отличие от Общественной палаты, относятся трепетно: это "борьба с Майданом". На самом деле этой "борьбе" уже больше 10 лет, раньше она еще называлась "борьба с оранжевой угрозой". На эту борьбу бросаются огромные силы и средства, о ней постоянно гудит агитпроп, непрерывно создаются целые общественные движения, цель которых – именно не допустить майдана.
Что власти говорят о "майдане" (причем, похоже, сами в это верят?) Майдан, в понимании агитпропа, вещь простая: это Апокалипсис. КОНЕЦ ВСЕГО. Это То, Чего Ни в Коем Случае Нельзя Допустить. Потому что Майдан – это однозначно происки врагов, шпионов и Госдепа, он означает хаос, массовые убийства, пожары, разруху, мрак, глад и конец Руси Великой. Майдан – это то, что хотят ВРАГИ. Это ужас.
Заодно также все, что так или иначе связано с "майданом" или хотя бы намекает на "майдан", российским официозом стигматизируется и всячески изгоняется из общественного пространства. Майдан, как Воландеморт – это то, "что нельзя называть", настолько это плохо и ужасно.
А теперь давайте просто сравним первый и второй постулат нынешних российских властей. С одной стороны, "нет бунта – значит, нас одобряют"; с другой – "майдан – это самое ужасное, что только может быть на свете, хорошего майдана не бывает". Получаем любопытную вещь: с одной стороны, все формы обратной связи общество-власть, кроме прямого бунта, режимом заботливо дезактивированы, выключены. СМИ, выборы, даже любые формы "общественных слушаний" - все превращено в труху. Власти практически открыто говорят, что готовы прислушаться только к бунту. Бунт как бы признается единственным "легитимным возражением", к которому власть готова прислушаться... и одновременно он же, но под названием "майдан", трактуется той же властью как едва ли не самый страшный, смертный грех и предательство! Да-да, ведь отличить бунт от майдана на самом деле практически невозможно.
В итоге получаем очень и очень интересную концепцию, по которой де-факто живет нынешняя российская власть: сместить ее законным образом нельзя (выборов как таковых нет), но и бунтовать против нее тем более нельзя, "потому что майдан!". И при этом отсутствие бунтов – в картине мира этой власти – само по себе означает ее полное одобрение народом.
Попросту говоря ВООБЩЕ НИКАКОГО ИНОГО ВЫХОДА, кроме как "одобрять ее целиком и полностью", нынешняя власть своему народу не оставляет. Даже теоретически. В своем роде совершенная, полностью герметичная конструкция. Этим она, конечно, очень похожа на Советскую власть (не зря нынешний режим так тянется все время к советским образцам). Советы ведь тоже исходили из простенького постулата, что "трудящиеся не могут восставать против Советов, поскольку Советы – это власть самих трудящихся; разве ж можно восставать против собственной власти?!". Этим софизмом большевики глушили всех недовольных довольно успешно практически вплоть до своего схода со сцены в 1991.
В нынешней конструкции властей в РФ уникально то, что такого оправдания, как у Советов, у путинского режима нет. Он ведь не "власть трудящихся". То есть никаких обоснований, почему, собственно, народ эту власть должен только одобрять, без каких-либо иных опций, просто НЕТ. Они не "трудящиеся", не "помазанники божии", не "дух русской нации", не "самые умные, красивые и успешные". Можно было бы сказать, что "их избрало большинство", но это говорить представители режима ОЧЕНЬ не любят (скажем, в речах Путина практически не встречается слово "избиратели"). И это понятно: если говорить о том, что "нас выбрали", значит, придется подразумевать, что "могут и не выбрать", а такая опция, как мы помним, в наборе, предлагаемом властной группировкой, отсутствует".