"Салим давно уже приехал из Таджикистана и пустил корни в Твери. Там у него русская жена и дочка. Вообще религия позволяет четыре жены, но "Катя пока очень против".
Живет он лихо, часто ездит в Москву на заработки, и даже странно, что в свои сорок лет лишь однажды по-серьезному угодил в тюрьму.
Несколько лет назад едва не сел надолго. У игрового клуба где-то в провинции земляки ловили выпивших посетителей, сильно их били и грабили. Сам-то Салим, конечно, случайно попал в эту компанию и никого не бил ("отвечаю, что не бил, брат!"). Но в итоге полиция накрыла эту банду, устроив засаду. Все разбежались, а вот сокамерника моего поймали и доставили в отдел. Пристегнули к стулу, лупили и пытали всю ночь, чтобы сдал подельников.
"Я менту сказал, что покажу хату с пацанами, а адрес типа не помню, - рассказывает он. - Ну и, короче, приехали к одному дому. А я знал, что там подъезд сквозной, и рванул туда!"
Погоню он описывает очень живописно. Повезло, говорит, что наручниками спереди сцепили, иначе бы не ушел. А так сумел. Падал, ободрал кожу - но сумел. Полицейские стреляли в воздух, но были "жирные и бежали плохо".
"Я думал, все, брат, пездэс, отвечаю, - поднимает вверх указательный палец. - Но Аллах Велик!"
Бомбил Салим и по мелочи. Скупил, например, множество пятитысячных купюр. Выглядят, как настоящие, но в углу написано "Банк приколов". И куражился: то втюхает эти бумажки на рынке за спортивный костюм какому-то афганцу, то оставит глупенькой проститутке. Смеется, когда вспоминает.
Но в конце концов сел, конечно. "По глупости закрыли, брат! Не фортануло!"
Устроился работать на склад и немного подворовывал. Потом решил увеличить объём: все равно никто не замечает. Нашел двух доходяг, которые по его наводке приехали ночью и загрузили полный самосвал стройматериалов. Не учел Салим одного: перед делом гангстеры выпили для храбрости и, отъехав несколько километров от ворот, свалились в кювет. Вскоре полиция там их и нашла, мирно спящими в кабине грузовика. Перепуганные подельники сразу же сдали своего наводчика, и все вместе отправились на зону.
Салим увлеченно лупит в нарды: "Шерсть, чепыре! Сейчас на марс полетишь, брат!" Он получил 10 суток за то, что послал матом участкового. Через неделю после освобождения снова вернется в мою же камеру. Встретил того самого участкового и "снова не сдержался".
"Как же так, Салим?" - спрашиваю я.
"Ну понимаешь, синий был", - оправдывается.
"Разве алкоголь не харам?" - уточняю.
"Вот смотри, брат, - объясняет Салим. - Есть харам, да?"
Я киваю.
"А есть, - причмокивает он со вкусом, - харааам!"
***
Другой мой сосед гораздо старше Салима; разменял седьмой десяток. Представился дедушкой Махмудом. Вел себя тихо, сидел на шконке, разминал больную ногу. Наблюдал.
"Может, чайку, отец?" - предложил я. Дедушка согласился. Взял и конфету: выбрал шоколадную и долго со смаком жевал ее в углу, запивая крепким чаем.
Немного освоился. Посмотрел, как играем в нарды; дал пару советов. За его спиной почти десять лет лагерей. В основном, как сам говорит, по делу. Деталями, правда, делиться не захотел. "Да крадун я, чего там рассказывать", - отмахивается от вопросов.
Махмуд получил административный арест, потому что находится под надзором, а полиции нужна отчетность. По условиям надзора, он должен быть дома ежедневно не позже 20:00, но накануне в начале десятого вышел покурить на лестничную клетку. Там его и встретил участковый. Суд назначил пять суток в спецприемнике, несмотря на возраст и болезни.
Со здоровьем у него и правда плохо. Волочит ноги, по ночам хрипит и кашляет. Впрочем, в нашей камере старик провел лишь два дня, после чего отправился в медицинский изолятор.
***
Саня родом из Кинешмы, Ивановская область. Щуплый мужичок с мутными, выцветшими наколками. Зубов не хватает, шепелявит немного.
Что сидел, понятно сразу: все время ходит по камере, чай заваривает сразу из 5-7 пакетиков, а если хочет присесть и почитать - предпочитает скамейке корточки.
- Сидел, Сань?
- Ну было.
- Долго?
- Двадцать шесть годков.
- А самому тебе сколько?
- Сорок девять стукнет осенью.
- Полжизни в лагерях, получается?
- Ну получается, что так. Зато и детей настрогать успел. Старшему тридцатник уже, а Дашке, мелкой моей, два почти.
Мужичок увлеченно рассказывает про лагерную жизнь, сравнивая красные зоны с черными. "Под козлами сидеть плохо, базару ноль, - рассуждает он, прохаживаясь от стены к стене. - Но и черная масть не сахар. Если деньги есть, выдоят всё до копейки".
Без конца травит тюремные байки про "петухов" и бывшего главу ФСИН Реймера, который сел за коррупцию. Зеки судачат, что ему прямо в колонию сруб привезли и живет бывший чиновник в отдельном коттедже на территории промзоны, а "несколько козликов ему прислуживают".
В прогулочном дворике Саня деловито осматривает окна камер спецприемника.
"А чего дороги-то не натянули?" - удивляется.
"Какие дороги, - смеюсь. - Тебе ж выходить через три дня".
Арестовали его рядом с домом, причем впервые в жизни по административке. Не дотерпел до квартиры и остановился у дерева по нужде - а тут наряд. Слово за слово, "получил по хребту дубиналом", в тот же день суд, и сразу в изолятор.
А вот по уголовке он сидел крепко. Сначала бедокурил по молодости. Потом несколько лет был на свободе; вместе с родным дядькой начал таскать из магазина, где тот работал. Родственника прихватили, а он взял и написал заявление на племянника. В итоге Саня уехал на пять лет в колонию под Тамбовом.
Освободившись, он первым делом отправился к дяде. Разговор окончился разбитой головой, летальным исходом и новым сроком: на этот раз 12 лет, от звонка до звонка.
"А сам-то давно тут чалишься? - интересуется Саня. - Много дали?"
"Сорок двое суток", - отвечаю.
"Едрить, - чешет он затылок и смеется. - Тоже что ли завалил кого-то?"