Milliped / commons.wikimedia.org
"Всецело сочувствуя парижанам, хочу заметить, что при пожаре никто не погиб, а это уже – великое счастье и даже чудо. Понятно, что французы - народ эмоциональный и то, что в России считалось бы удачей (у нас уж если что загорелось, то люди гибнут во множестве), во Франции может выглядеть как беда. Но все же даже беду не надо преувеличивать – тем более расписывать эпитетами, порожденными неведением (и даже – невежеством)", - пишет экономист в Facebook.

"Хорошая новость состоит так же в том, что собор цел – сгорела большая часть крыши, часы, шпиль (это не Солсбери, шпиль маленький, стоял на крыше). Стены, внутреннее убранство, алтарь, реликвии, картины – все цело. Утраченное не представляет даже исторической ценности – и кровля и шпиль сделаны в 19 веке, во время капитального ремонта собора.

Собор Парижской Богоматери, конечно, является одним из символов Парижа – в том смысле, что Париж зарабатывает огромные деньги на продаже соответствующей символики (маек, магнитов, стикеров, макетов из любых материалов и пр.) и на туристах, которые этот собор посещают. Собор этот и в правду старый, красивый и большой – но ни одним из самых красивых, ни одним из самых старых, ни одним из самых больших он не является.

Кстати, историю собора видимо мало кто знает – и именно потому многие всерьез говорят о "сердце Парижа" и "святыне". Парижане же переменчивы: они даже Эйфелеву башню, которая сегодня является символом города, еще 100 лет назад настойчиво требовали снести. А 200 лет назад собор Парижской Богоматери был фактически в руинах. Он и до Французской революции особо не поддерживался в рабочем состоянии, а во время нее с легкой руки Робеспьера, видевшего в соборе символ монархии и напоминание о династии тиранов, вообще пришел в запустение, был частично разрушен, витражи были выбиты, статуи и барельефы на стенах лишились кто голов, а кто и большего количества частей.

Робеспьер, кстати, угрожал собор вообще снести, если парижане не будут платить "налог на мракобесие", который революционеры могли бы использовать на экспорт революции. Угрожал, но практикой это сделать не успел – был казнен своими же соратниками (обычное дело в революцию). Парижане не парились и не считали, что их сердце разбито – а собор стоял в руинах и дальше.

На счастье собора, Виктор Гюго (который вообще был одним из первых борцов за сохранение архитектурного наследия в мире) не только написал знаменитый роман, создав собору совершенно незаслуженный PR, но и возглавил кампанию за восстановление Собора. Роман был опубликован в 1831 году, а в 1841 (через 10 лет) собор начали восстанавливать. В результате его отстроили, покрыли кровлю, водрузили шпиль (тот самый, который теперь сгорел), восстановили статуи и даже понаделали новых – большинство химер, за которые Собор, в частности, особенно любят, появилось на нем именно тогда.

Жилые дома, которые облепили собор со всех сторон, снесли, образовав площадь (то-то должны были любить этот собор выселенные на улицу парижане). Так появился туристический объект – впрочем, за революцией 1848 года и дальнейшим развитием буржуазной республики должно было пройти еще 100 лет прежде, чем туризм стал значимым занятием, а Норт-Дам – значимым объектом.

Собор без сомнения является важным и интересным памятником (помимо прочего, его нынешнюю реинкарнацию, а он – четвертый на этом месте - строили так долго и такие разные люди, что он вобрал в себя несколько стилей, несколько "гибридных" архитектурных решений, и потому является в своем роде уникальным). Но его история – скорее лишнее напоминание о бренности сущего: не так давно он стоял в руинах и никого не интересовал; потом – превратился в символ, который у всех на слуху.

Собор, конечно, восстановят – быстро и качественно, новодел 19 века легко заменить. Пройдут десятилетия (а может – лет 100) и, вполне возможно, Нотр-Дам опять будет забыт и заброшен – найдутся другие символы и другие заботы. Наша цивилизация – не цивилизация камней. Сердце Парижа – живое, горячее, бьется в груди его жителей; нет причин его пока оплакивать".