"Не то в России. Тут законы "применяют" по конкретным случаям, и это совсем не стены, а удобные мобильные оградки, за которыми стоят полисмены (и эти же полисмены двигают их по удобным для них направлениям: час назад тут еще можно было ходить, а теперь уже нет, но возможно, к вечеру снова откроют движение).
Это различие уже не раз становилось причиной серьезных международных проблем.
Когда западные лидеры говорили Горбачеву, что НАТО не будет продвигаться на восток, но не подписывали с ним никаких обязывающих договоров на эту тему, они использовали (сознавая это или нет) это различие: у советских руководителей были основания (исходя из их представлений о "джентльменских соглашениях") считать, что такое обязательство было дано, в то время как подход "верховенства права" подсказывал западным лидерам и их преемникам, что – коль нет договора – никто ничего и не обещал.
Этот трюк был совершенно законным, как та победа Уэбстера над дьяволом, - но не представлялся россиянам честным. Он и не был честным в российском смысле слова, но система международных отношений давно редуцировала разнообразие межличностных и международных обменов к сухому языку юридических формул. Юридически верно, - значит и честно тоже.
Когда Путин в 2014 году нарушил положения Будапештской декларации и аннексировал Крым, он (сознавая это или нет) использовал то же самое различие: западные руководители считали, что территориальная целостность Украины гарантирована, потому что существовал такой документ, - в то время как российское руководство решило, что – поскольку настал удобный момент, - на этот документ можно наплевать, "полицейское ограждение" можно передвинуть.
Россияне, доказывающие, что "Крым – наш", рассказывают о тамошнем населении, стремившемся в "родную гавань" и всерьез не понимают, как напоминание о каком-то международном обязательстве может побить этот довод. Аннексия Крыма, с их точки зрения, "честна", а потому ее просто надо как-то "юридически оформить" (а не получится, - ну пусть пока остается как есть). Те же россияне, кто продолжает считать, что Крым – украинский, опираются на идею Rule of Law, верховенства того закона, который важнее (даже) непосредственных интересов и радости многих людей.
Таких людей много в России, но они в меньшинстве. Не только внешняя политика, но и внутрироссийские законы принимаются со все более открытым пренебрежением к Rule of Law, причем все больше они направлены против самих приверженцев верховенства права.
Это я не про какую-нибудь отсталость России хочу написать, - отсталостью это можно назвать из позиции принадлежности к западному миру, принимающему Rule of Law; если же смотреть из некой равноудаленной точки, речь идет просто о различии. Оказывается, что мир (в том числе мир международных отношений) все еще не един. Оказывается, Венский конгресс 1815 года, установивший единые для всех правила дипломатического обмена, еще не установил одинакового для всех отношения к законам.
Те страны, которые вошли в орбиту западного влияния (колонии в прошлом, военные, политические, экономические клиенты в настоящем), восприняли базовые установки международно-правовой системы, а вот Россия, сохранившая свой суверенитет от Запада (как пишет Маршал По, Россия осталась единственной такой страной в последние 500 лет), относится к ней... творчески. Так же, как творчески российское руководство относится к системе законов внутри страны.
Сегодня мы отмечаем 26 лет документу, авторы которого, возможно, думали, что Россия становится частью западного мира. Хотя, вспоминая обстоятельства принятия Конституции, можно предположить, что они в этом сомневались. Так или иначе, сегодня в ходу лозунг советских диссидентов, - "соблюдайте вашу Конституцию".
И вместе с тем, можно сказать и так, что вот это циничное отношение к законам – вовсе не многовековое российское наследие, а ситуативное разыгрывание противоположности Западному миру, конструирование наследия там, где его не было.
У нас есть шанс увидеть, как оно на самом деле. В России лучше жить долго".