"А те "спящие институты", о которых вещала Шульман, оказались не парламентом и Конституционным судом, а Росгвардией и Следственным комитетом, они отстраивали под себя нормативную, административную и политическую базу, и вот теперь они проснулись. И если символом былой гибридности и дозированной публичности был Навальный (вопрос эпохи - "почему он до сих пор на свободе?"), то реперной точкой, боюсь, станет его посадка и разгон ФБК.
Можно сколько угодно спорить о терминах - является ли это "новым 1937-м" (я считаю, что является, - не в смысле уровня репрессий и числа расстрелянных, а по грамматике террора, по роли страха в легитимации власти) или "военным переворотом", "восстанием силовиков" (Александр Морозов правильно пишет, что оно имело место уже давно, просто сейчас произошла трансформация ноумена в феномен, вещи в себе в вещь для нас) - это не столь важно. Важно то, что после московских выборов и зачистки митингов режим легитимируется не симулякрами демократии и публичности, а силовым ресурсом. А в остальном все останется прежним - гранитная плитка, крафтовое пиво, Общественная палата, СПЧ и КГИ, либералы в экономическом блоке, жизнь побежит по прежним рельсам, нефти на наш век хватит.
Я пишу это не затем, чтобы напугать или призвать к немедленной эмиграции, а чтобы ясно осознавать, в какой новой реальности полицейской диктатуры мы оказались, и строить свои жизненные траектории и повседневное поведение, исходя из этого малоприятного факта.
А что касается митинга, то он удивил двумя вещами. Во-первых, новым лицом протеста - молодым, небитым и непуганым, пришедшим впервые, пришедшим из сети, вышедшим не столько за независимых депутатов и не за Навального, и уж точно не ради движухи (как было в "восстании школьников" весной и летом 2016-го), а просто из чувства достоинства и попранной справедливости. Основной аргумент "мне было бы стыдно не пойти". И во-вторых - нерелевантностью сцены. Я понимаю, что кабели обрубили, и стоя в ста метрах от сцены, мы не видели и не слышали почти ничего, а за спиной было еще тысяч тридцать. Но дело даже не в этом, а в том, что сцена вообще не нужна, митинги со сценой, декларацией и политической программой, "лидеры оппозиции" и "мастера культуры" - это безнадежно устаревший 20-й век.
Люди пришли, не чтобы послушать рэп через плохие динамики и не чтобы принять заявление; они пришли, чтобы прийти, заявить о себе, проголосовать телом. Политика 21 века (постполитика) - это не партии, лидеры и митинги, а это желтые жилеты - неуловимый, спонтанный, сетевой, недискурсивный протест, и в этом отношении важны были эти постмитинговые народные гуляния (и мой респект сотням храбрецов, настоящих граждан, которые заявили свое право на город в лицо озверевшим карателям), как и митинги в других городах.
Как уже не раз отмечали, протест - это теперь не волна, а облако, и даже арест Навального, да и любого другого лидера, радикально на это не повлияет, огонь по штабам не работает, недопуск на выборы не работает, террор против молодежи только расширяет и разветвляет сеть, а силовики этого не понимают и, как обычно, готовятся к прошлой войне.
Но у сети есть одна большая проблема: она неполитическая, и потому не может прямо поставить вопрос о власти. Она может подготовить почву, ослабить оппонента, привлечь внимание мира, создать ситуацию. Но вопрос о власти будут решать другие. А их пока нет. Поэтому это сумерки не перед рассветом, а перед ночью. Зажигайте дома свет, запирайте двери и будьте начеку. Рассвет обязательно наступит, но когда и для кого - я не берусь сказать".