"С утра вышел до нужника, спросонья не понял, что за тряпку они мне волокут. Отмахнулся, мол не до вас сейчас, подите! Обидевшиеся таким невниманием ребята кинулись уже без птицы за мной, тревожно орали под дверью, вызывая, покуда я справлял естественные нужды организма, а дождавшись, кинулись вести меня к сюрпризу с видом торжественным и важным. Пришлось излишне рьяно удивляться, нахваливать добычу и гладить кормильцев.
Потом, раз уж все одно проснулся, начал стучать в окно, и перепуганной столь ранней побудкой бабе махать через стекло этой самой птицей, как бы похваляясь невероятной удачей и предстоящим пиршеством. А баба у меня страсть как боится всякой вот этой мертвечины и неизменно визжит при виде оной, и этот раз исключением не стал. Орала дурью и строго-настрого велела ей все это не показывать, а куда-нибудь закопать.
Закапывать мы с ребятами конечно же ничего не стали, положили птицу на дорожку, она полежала для приличия минут пятнадцать, а потом была сожрана дарителями с урчанием и разбрасыванием пуха в разные стороны. Я от трапезы вежливо отказался, хотя на вид птица была довольно вкусная и возможно что и зря отказался, ну теперь уж поздно жалеть, ладно.
И, уже немного отвлекаясь, вообще непонятен мне этот вот страх людской пред всякой трупной и кладбищенской историей. Призраков люди всерьез боятся. Темноты, мертвецов в гробах, вечерних прогулок мимо погостов и всякой прочей потусторонщины и метафизики.
Как по мне, так единственное, что должно вызывать настоящий страх в условных душах, это скупое и четкое осознание того, что ты на куске камня вертишься вокруг мелкой звездочки на отшибе галактики, и вся та метафизика, которую веками и тысячелетиями старательно выдумывает уважаемая общественность, так ни разу и не сработала.
Ни египтяне, ни греки, ни римляне, ни прочие индейцы майя. Ничьи боги и демоны так ни разу и не проявили себя никаким образом, не вышли в назначенный час в людное место и не предъявили документов. А те невнятные природные катаклизмы, которые выдавали и выдают за их гнев, либо за милость — ну то такое.
И вот ты смотришь в ночное небо на далекие звезды, и еще вчера ты смотрел на них, лежа в счастливом опьянении на летнем пляже, и тебе было семнадцать лет, и все только-только начиналось, а сегодня тебе уже внезапно сорок, и ты смотришь на них, на эти чертовы точки в темноте, и они точно такие же, как и были, а ты уже — нет.
И пройдет еще какое-то время, и тебя не станет совсем и ни Анубис и ни Осирис, и ни Тор, и ни Зевс тебя нигде не встретят, и все твои воспоминания, переживания, вся та личностная призма, чрез которую ты не особо умело преломлял белый, беспощадный свет, наивно принимая его дешевые фокусы за жизненное многоцветие, все это враз окажется никому не нужным, неинтересным и вообще ничем, поскольку просто сгинет в пустоте, неспособной даже почувствовать и осознать того, что в ней только что что-то сгинуло. А глупые звезды будут все так же светить никому и в никуда.
Вот это страшно, хотя и не очень. А все эти ваши мертвецы, призраки и астральные демоны — это уж точно смешно.
Ладно, пойду посмотрю, может еще чего котики принесли там. Может курицу додумаются приволочь. Или пару бургеров".