"По плану - терапевтическая кафедра с редкой специализацией (не кардиология совсем), с аспирантами, ординатурой, научной работой (успешной с хорошими индексами), пациентами и всем прочим должна исчезнуть 6 февраля. Сотрудникам сказали об этом 30 января. По мысли администрации доктора и кандидаты наук должны попросить родное руководство перевести их на другую кафедру и выписать там им на бедность по четверти ставки. С непонятными перспективами и правовыми основаниями неполной занятости.
И 6 февраля администрация "вдруг" бы увидела, что на кафедре N не осталось ни одного сотрудника и спокойно и экономно ее закрыла. Предупредили ли сотрудников и трудовую инспекцию о закрытии подразделения за 2 месяца. Нет. Предложили ли новые места работы (да хоть санитарками, но формально и по закону)? Тоже нет.
Вступило ли руководство в какие-то отношения с коллективом, объясняя свое решение, ища компромисс, предлагая компенсации, уважая этих самых докторов-профессоров? Разумеется нет. Совершено ли хоть одно действие в правовом поле - у нас нет уважения к сотрудникам, нет профсоюзов, вообще много чего нет, но есть закон, вполне человеческий, современный и вроде бы соблюдать его руководство бюджетных учреждений обязано. Понятное дело, что нет.
А вот как это выглядело в жизни. В течение четырех дней - с понедельника по четверг - заведующий кафедры угрозами, обещаниями, призывами к совести (да, начальство считает, что добровольно перейти с контракта и полной ставкой профессора на неполную занятость на птичьих правах человека должна заставлять совесть) давил на коллектив. Запугивал его, собирая бумажки с "добровольными" просьбами о переводе.
И знаете что удивительно. Из всех сотрудников не согласилась только одна профессор. Она - вот преступница - попросила у начальства разъяснений даже не того, почему кафедру выполняющую все планы от коммерческого до научного - "оптимизируют" в недельный срок. Ни в коем разе. Она попросила формального предложения о переходе с разъяснением того, как и почему ее не уволят с четверти ставки в тот же момент, когда осядет пыль от развалин старой кафедры.
Этим профессор нанесла тяжелое оскорбление начальству, которое прекратило тут же всякое общение с нею, и коллективу, который начал обвинять ее в том, что она своими действиями "унижает всех". То есть верить очевидной лжи, надеясь что "вдруг пронесет" для человека с высшим образованием и высоким социальным статусом - это не унижение. А видеть перед собой коллегу, который просит только чтобы с ним поступили по закону - это трагедия и высокое моральное страдание.
И вот что я хочу сказать. Оптимизирует здравоохранение не министр Скворцова, не заммэра Печатников, не власть некая, оптимизируют здравоохранение сами врачи. Тем, что из непонятных побуждений они, трепеща перед самым подлым чинушей, перед самой никчемной бумажкой, сами выводят себя из под защиты закона. А потом расстраиваются, когда о них вытирают ноги. Как известно, фраза Сталина "С этим народом можно творить великие дела" звучала до редактуры звучала "С этими людьми можно делать все что угодно".
Так что пожелаем удачи и героической 62-ой больнице, и ее главврачу Махсону, и профессору из этой истории. Они не дают нам забыть, что врач - это еще и гражданин. То есть человек, который сам живет по закону и настаивает, чтобы с ним обращались по закону. Если бы граждан с дипломами у нас была бы хотя бы половина - мы бы видели другое здравоохранение, другое образование, другую жизнь.
Думаю, история с профессором и ее нелепо-абсурдными просьбами о соблюдении закона будет продолжаться. Назовем и имена, и учреждение, и кафедру. Может даже, придумаем, чем помочь".